Я иногда очень хочу вернуться к вере. Почувствовать снова благостное умиление. Ощутить молитву за кого-то или за что-то как некое реальное действие. Которое на что-то влияет. Чему-то способствует. Что-то меняет.
Горькая правда состоит в том, что молитва не меняет ничего. Разве что успокаивает молящегося. Как терапевтический инструмент молитва очень даже полезна. Когда невозможно изменить что-то реальными действиями, можно помолиться, и будет легче.
Мне очень хочется помолиться. За прекращение войны в Украине. За свободу Надежды Савченко. За то, чтобы с родными там все было хорошо.
Трудность в том, что нет никого, кто мог бы услышать, вмешаться, помочь.
Войны не останавливаются молитвами.
Свобода не достигается молитвами.
Нет никаких оснований для того, чтобы именно на моих близких снисходительно посмотрело всевидящее око. Только статистическая вероятность и стратегическое расположение дома.
Если бы этот самый бог был, ему стоило бы вести себя, как педагогу в группе. Педагог не станет же смотреть, как один ребенок убивает другого. А если станет, то его точно посадят в тюрьму и к детям на пушечный выстрел не подпустят. Педагог остановит детей. И будет их учить договариваться. Но нет никакого бога-педагога, который растащил бы за уши сцепившиеся страны. И сейчас это особенно больно.