Ты гроза, гроза ночная, ты душе блаженство рая, дашь ли вспыхнуть, умирая, догорающей свечой?!
10.10.2012 в 16:34
Пишет Клятый_Вомпэр:Самый красивый иероглиф
- Стыдно признаться, но я не помню, когда я в последний раз был на богослужении, - сообщил Алекс, поправляя перед зеркалом галстук.- Стыдно признаться, но я не помню, когда я в последний раз был на богослужении, - сообщил Алекс, поправляя перед зеркалом галстук.
- А я даже вспоминать не берусь, - засмеялся Эрнест, - помню только, что меня вытащила миссис Паркер, и что я заснул во время проповеди. А почему ты думаешь, что мы идем на богослужение?
- ”У нас в храме событие, приходите оба, очень вас жду”, - процитировал Алекс записку Дзюн.
Эрнест пожал плечами.
- Это может значить что угодно. Даже то, что у них в храме ремонт, и ей нужны лишние руки.
Алекс на этот раз не слишком-то поверил мнению Эрнеста, но Эрнест оказался прав. Богослужения не было. Было огромное количество китайцев всех возрастов, которые раскладывали прямо на полу главного зала какие-то бумажки. Дзюн сновала между ними, тараторя по-китайски. Алекс уже знал, что китайский не является ее родным языком. Он невольно прикинул, с какой скоростью она должна говорить на своем родном - и ужаснулся.
- Иногда мне кажется, что у тебя тут не храм, а кружок по интересам, - сообщил ей Эрнест, когда Дзюн наконец-то подбежала к ним.
- А что такое храм, как не кружок по интересам? - парировала она, - молодцы, что вовремя. Мы как раз писать закончили, - она повернулась к Алексу, - У нас тут сегодня соревнование по каллиграфии. Эрнест-то уже был, вот, решила и тебя пригласить.
- Да, я смотрю, в этом году народу еще больше, - кивнул Эрнест, - а кто в этот раз главный судья?
Вместо ответа Дзюн схватила Алекса за руку, вытащила на середину зала прямо к алтарю и стала что-то громко говорить по-китайски, показывая на него. Каллиграфы подняли головы от своих бумажек и одобрительно загудели.
- Что ты им про меня сказала? - испуганно спросил у нее Алекс, - почему они на меня так смотрят?
- Сказала, что ты в этом году наш главный судья.
- Что??? Я - главный судья?! - Алекс сделал попытку отступить в сторону, но Дзюн крепко держала его за руку, а хватка у нее была железная, - Дзюн, я не могу! Я не знаю китайского, я вообще в каллиграфии не разбираюсь, ни в какой! Ты мой почерк видела? Я пишу как курица лапой!
Дзюн выслушала его со снисходительной улыбкой.
- Поэтому ты и судья, что не разбираешься. В каллиграфии знаешь, что главное? Не то, что написано, не то, как написано, а то, какие чувства оно вызывает. Каллиграфия - она ведь отсюда идет, - Дзюн указала почему-то на живот, - и трогать должна тоже здесь.
- Ну хорошо, я понял, вам нужен не специалист. Тогда может пусть Эрнест будет судьей? Он как-то... чувствительней, что ли? - сделал Алекс последнюю попытку отвертеться от судейства.
- Так он уже был в прошлом году! - вздохнула Дзюн, - каждый год судья разный! Не волнуйся, Алекс, у тебя все получится! Мы в тебя верим, правда, Эрнест?
- Если бы я в него не верил, я бы с ним не работал, - с готовностью отозвался Эрнест.
- Никогда бы не подумал, что ты работаешь со мной из-за моего художественного вкуса, - ответил Алекс, окинув его хмурым взглядом, но спорить перестал. Он не мог не признать, что в глубине души ему было приятно, что Дзюн доверила ему такую честь.
Дзюн тем временем уже тянула его за руку к разложенным на полу листочкам.
- Ну вот, работы готовы! Вперед, Алекс! Смотри, выбирай!
Алекс остановился перед рядами белых листочков.
- Сколько у меня есть времени? - спросил он у Дзюн.
- Да хоть весь день выбирай, - махнула рукой настоятельница.
Алекс с сомнением посмотрел на толпу китайцев, застывших в напряжении, перевел взгляд на работы и почувствовал головокружение. Черточки. Много черных черточек, тонких, толстых, длинных, коротких, извилистых и прямых. Для него они были абсолютно бессмысленны, но ведь каждая из этих закорючек что-то значила. Алекс постарался не думать об этом. Вместо этого он пытался угадать, кто автор той или иной работы. Вот это нагромождение тонких, несмелых черточек - не та ли девушка с косичками, стоящая возле колонны? Жирная линия и три не менее жирные точки с хвостиками - не этот ли серьезный пожилой джентельмен постарался? А вот это явно детская работа - кривовато, но с душой. А вот это... Алекс резко остановился. Работа, лежавшая перед ним, состояла всего из двух черточек. Одна была почти прямой, вторая - загнутой, и как бы опиралась на первую. Загнутая черточка была четкой, было видно, что мастер сначала провел именно ее, а потом уже пририсовал прямую. И когда он уже проводил вторую черту, тушь на кисточке начала засыхать. Прямая черточка получилась прерывистой и нестабильной, но она служила опорой первой черточке, и в этой прерывистости было что-то невыносимо трогательное, как будто черточка держится из последних сил. Алекс опустился на корточки. Ему внезапно захотелось коснуться этой черточки-борца, зарядиться ее выносливостью, ее упорством. Ее силой. Тут Алекс вспомнил, что он должен осмотреть и другие работы тоже. Нехотя он поднялся и двинулся дальше, но взгляд его все равно время от времени возвращался к черточке-борцу. Среди оставшихся работ было несколько особенно понравившихся ему, но, подойдя к Дзюн для того, чтобы сообщить свой выбор, он уверенно указал на ту самую работу. Дзюн мельком взглянула, удовлетворенно кивнула и громко объявила что-то по-китайски. Девушка с косичками обрадованно всплеснула руками и нырнула в толпу. К Дзюн она подбежала, уже ведя за руку щупленького старичка, который смущенно улыбался и ерошил свои редкие, абсолютно седые волосы. Дзюн поманила рукой Алекса. Когда он подошел, она незаметно сунула ему в руки какой-то продолговатый предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся футляром.
- Вручи пока грамоту, я сейчас! - крикнула Дзюн уже на бегу.
Алексу еще ни разу не приходилось вручать кому-либо награды, и он не знал, что при этом говорят. Но даже если бы и знал - вряд ли ему бы это помогло сейчас. Поэтому он просто протянул грамоту и сказал:
- Спасибо.
Автор шедевра принял футляр из рук Алекса, улыбаясь и кланяясь. Тут подоспела и Дзюн. За ней едва поспевал крепкий парень, который с заметной натугой тащил большущую ярко-оранжевую тыкву.
- Сама выбирала самую-самую красивую! - гордо объявила она Алексу.
При вручении тыквы Дзюн не была так лаконична, как Алекс. Она минут пять что-то тараторила, обнимая старичка за плечи и временами поглядывая на девушку с косичками, как бы ожидая подтверждения.
Публика апплодировала. Алекс понимал, что среди присутствующих должны были быть и разочарованные его выбором и те, кто не на шутку расстроен тем, что его работу не оценили выше всех, но в толпе не было видно ни одного недовольного лица. И Алексу тоже стало радостно от того, что он в какой-то мере поспособствовал этому всеобщему ликованию.
- Ты сегодня тоже не уйдешь без подарка, и не думай! - Дзюн протянула Алексу изящную фарфоровую коробочку. Алекс видел такие в чайной лавке неподалеку от храма. И он не ошибся, в коробочке действительно оказался ароматный зеленый чай.
- Дзюн, я не могу это принять. Он же жутко дорогой, - испуганно прошептал Алекс.
- Ты не можешь отказаться, это подарок от общины. Нельзя обижать людей, - строго сказала настоятельница, после чего вновь обратилась к собравшимся.
Когда все разошлись, Алекс заметил, что Эрнест куда-то исчез. Алекс отправился в сад, рассудив, что уйти домой, не подождав его, Эрнест не мог.
Эрнест сидел на скамейке и явно был сосредоточен на каком-то важном деле. Когда Алекс подошел ближе, он увидел, что тот кидает тыквенные семечки крохотной коричневой мышке с полосками на спине. “Ничего себе, Дзюн оказалась права. Это и правда лесная мышка.” Мышка подбирала каждое новое семечко и утаскивала в барбарисовый куст, но тут же возвращалась за следующим. Алекс сел рядом на скамейку.
- Добро пожаловать в клуб судей конкурса каллиграфии, - торжественно объявил Эрнест, не отрываясь от бросания семечек.
- Надеюсь, мы с тобой не умудрились два раза подряд вручить приз одному и тому же каллиграфу, - сказал Алекс.
- Нет, нет, что ты. У меня в прошлом году была та красивая дама в красном платье, которая сегодня не отходила от Дзюн. Она написала что-то подлиннее, строчки на три-четыре. Стихотворение, кажется. Дзюн мне его потом перевела, но я все забыл. Вроде бы что-то про цветы было. Или реку?
Алекс взял у Эрнеста пару тыквенных семечек и кинул одно мышке. Та метнулась за семечком, но настороженно поглядела в сторону Алекса - видимо, ему она доверяла меньше.
- Надо твое тоже попросить перевести, - задумчиво произнес Эрнест, - странно, но мне эти две палочки почему-то напоминают тебя. Не могу даже сказать почему, но напоминают - и все тут.
Алекс хотел сказать что-то ироничное, но промолчал.
Из-за угла показалась Дзюн. Она широко улыбнулась, увидев, чем занимаются ее гости.
- Совсем она обнаглела, ничего уже не боится. Хорошо хоть в храм не заходит, так и сидит под барбарисом. А то храмовым мышам это не понравится.
- Дзюн, а как переводится эта самая призовая работа? - спросил Алекс.
Настоятельница улыбнулась.
- Сила. Как по мне, самый красивый иероглиф.
читать дальше
URL записи- Стыдно признаться, но я не помню, когда я в последний раз был на богослужении, - сообщил Алекс, поправляя перед зеркалом галстук.- Стыдно признаться, но я не помню, когда я в последний раз был на богослужении, - сообщил Алекс, поправляя перед зеркалом галстук.
- А я даже вспоминать не берусь, - засмеялся Эрнест, - помню только, что меня вытащила миссис Паркер, и что я заснул во время проповеди. А почему ты думаешь, что мы идем на богослужение?
- ”У нас в храме событие, приходите оба, очень вас жду”, - процитировал Алекс записку Дзюн.
Эрнест пожал плечами.
- Это может значить что угодно. Даже то, что у них в храме ремонт, и ей нужны лишние руки.
Алекс на этот раз не слишком-то поверил мнению Эрнеста, но Эрнест оказался прав. Богослужения не было. Было огромное количество китайцев всех возрастов, которые раскладывали прямо на полу главного зала какие-то бумажки. Дзюн сновала между ними, тараторя по-китайски. Алекс уже знал, что китайский не является ее родным языком. Он невольно прикинул, с какой скоростью она должна говорить на своем родном - и ужаснулся.
- Иногда мне кажется, что у тебя тут не храм, а кружок по интересам, - сообщил ей Эрнест, когда Дзюн наконец-то подбежала к ним.
- А что такое храм, как не кружок по интересам? - парировала она, - молодцы, что вовремя. Мы как раз писать закончили, - она повернулась к Алексу, - У нас тут сегодня соревнование по каллиграфии. Эрнест-то уже был, вот, решила и тебя пригласить.
- Да, я смотрю, в этом году народу еще больше, - кивнул Эрнест, - а кто в этот раз главный судья?
Вместо ответа Дзюн схватила Алекса за руку, вытащила на середину зала прямо к алтарю и стала что-то громко говорить по-китайски, показывая на него. Каллиграфы подняли головы от своих бумажек и одобрительно загудели.
- Что ты им про меня сказала? - испуганно спросил у нее Алекс, - почему они на меня так смотрят?
- Сказала, что ты в этом году наш главный судья.
- Что??? Я - главный судья?! - Алекс сделал попытку отступить в сторону, но Дзюн крепко держала его за руку, а хватка у нее была железная, - Дзюн, я не могу! Я не знаю китайского, я вообще в каллиграфии не разбираюсь, ни в какой! Ты мой почерк видела? Я пишу как курица лапой!
Дзюн выслушала его со снисходительной улыбкой.
- Поэтому ты и судья, что не разбираешься. В каллиграфии знаешь, что главное? Не то, что написано, не то, как написано, а то, какие чувства оно вызывает. Каллиграфия - она ведь отсюда идет, - Дзюн указала почему-то на живот, - и трогать должна тоже здесь.
- Ну хорошо, я понял, вам нужен не специалист. Тогда может пусть Эрнест будет судьей? Он как-то... чувствительней, что ли? - сделал Алекс последнюю попытку отвертеться от судейства.
- Так он уже был в прошлом году! - вздохнула Дзюн, - каждый год судья разный! Не волнуйся, Алекс, у тебя все получится! Мы в тебя верим, правда, Эрнест?
- Если бы я в него не верил, я бы с ним не работал, - с готовностью отозвался Эрнест.
- Никогда бы не подумал, что ты работаешь со мной из-за моего художественного вкуса, - ответил Алекс, окинув его хмурым взглядом, но спорить перестал. Он не мог не признать, что в глубине души ему было приятно, что Дзюн доверила ему такую честь.
Дзюн тем временем уже тянула его за руку к разложенным на полу листочкам.
- Ну вот, работы готовы! Вперед, Алекс! Смотри, выбирай!
Алекс остановился перед рядами белых листочков.
- Сколько у меня есть времени? - спросил он у Дзюн.
- Да хоть весь день выбирай, - махнула рукой настоятельница.
Алекс с сомнением посмотрел на толпу китайцев, застывших в напряжении, перевел взгляд на работы и почувствовал головокружение. Черточки. Много черных черточек, тонких, толстых, длинных, коротких, извилистых и прямых. Для него они были абсолютно бессмысленны, но ведь каждая из этих закорючек что-то значила. Алекс постарался не думать об этом. Вместо этого он пытался угадать, кто автор той или иной работы. Вот это нагромождение тонких, несмелых черточек - не та ли девушка с косичками, стоящая возле колонны? Жирная линия и три не менее жирные точки с хвостиками - не этот ли серьезный пожилой джентельмен постарался? А вот это явно детская работа - кривовато, но с душой. А вот это... Алекс резко остановился. Работа, лежавшая перед ним, состояла всего из двух черточек. Одна была почти прямой, вторая - загнутой, и как бы опиралась на первую. Загнутая черточка была четкой, было видно, что мастер сначала провел именно ее, а потом уже пририсовал прямую. И когда он уже проводил вторую черту, тушь на кисточке начала засыхать. Прямая черточка получилась прерывистой и нестабильной, но она служила опорой первой черточке, и в этой прерывистости было что-то невыносимо трогательное, как будто черточка держится из последних сил. Алекс опустился на корточки. Ему внезапно захотелось коснуться этой черточки-борца, зарядиться ее выносливостью, ее упорством. Ее силой. Тут Алекс вспомнил, что он должен осмотреть и другие работы тоже. Нехотя он поднялся и двинулся дальше, но взгляд его все равно время от времени возвращался к черточке-борцу. Среди оставшихся работ было несколько особенно понравившихся ему, но, подойдя к Дзюн для того, чтобы сообщить свой выбор, он уверенно указал на ту самую работу. Дзюн мельком взглянула, удовлетворенно кивнула и громко объявила что-то по-китайски. Девушка с косичками обрадованно всплеснула руками и нырнула в толпу. К Дзюн она подбежала, уже ведя за руку щупленького старичка, который смущенно улыбался и ерошил свои редкие, абсолютно седые волосы. Дзюн поманила рукой Алекса. Когда он подошел, она незаметно сунула ему в руки какой-то продолговатый предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся футляром.
- Вручи пока грамоту, я сейчас! - крикнула Дзюн уже на бегу.
Алексу еще ни разу не приходилось вручать кому-либо награды, и он не знал, что при этом говорят. Но даже если бы и знал - вряд ли ему бы это помогло сейчас. Поэтому он просто протянул грамоту и сказал:
- Спасибо.
Автор шедевра принял футляр из рук Алекса, улыбаясь и кланяясь. Тут подоспела и Дзюн. За ней едва поспевал крепкий парень, который с заметной натугой тащил большущую ярко-оранжевую тыкву.
- Сама выбирала самую-самую красивую! - гордо объявила она Алексу.
При вручении тыквы Дзюн не была так лаконична, как Алекс. Она минут пять что-то тараторила, обнимая старичка за плечи и временами поглядывая на девушку с косичками, как бы ожидая подтверждения.
Публика апплодировала. Алекс понимал, что среди присутствующих должны были быть и разочарованные его выбором и те, кто не на шутку расстроен тем, что его работу не оценили выше всех, но в толпе не было видно ни одного недовольного лица. И Алексу тоже стало радостно от того, что он в какой-то мере поспособствовал этому всеобщему ликованию.
- Ты сегодня тоже не уйдешь без подарка, и не думай! - Дзюн протянула Алексу изящную фарфоровую коробочку. Алекс видел такие в чайной лавке неподалеку от храма. И он не ошибся, в коробочке действительно оказался ароматный зеленый чай.
- Дзюн, я не могу это принять. Он же жутко дорогой, - испуганно прошептал Алекс.
- Ты не можешь отказаться, это подарок от общины. Нельзя обижать людей, - строго сказала настоятельница, после чего вновь обратилась к собравшимся.
Когда все разошлись, Алекс заметил, что Эрнест куда-то исчез. Алекс отправился в сад, рассудив, что уйти домой, не подождав его, Эрнест не мог.
Эрнест сидел на скамейке и явно был сосредоточен на каком-то важном деле. Когда Алекс подошел ближе, он увидел, что тот кидает тыквенные семечки крохотной коричневой мышке с полосками на спине. “Ничего себе, Дзюн оказалась права. Это и правда лесная мышка.” Мышка подбирала каждое новое семечко и утаскивала в барбарисовый куст, но тут же возвращалась за следующим. Алекс сел рядом на скамейку.
- Добро пожаловать в клуб судей конкурса каллиграфии, - торжественно объявил Эрнест, не отрываясь от бросания семечек.
- Надеюсь, мы с тобой не умудрились два раза подряд вручить приз одному и тому же каллиграфу, - сказал Алекс.
- Нет, нет, что ты. У меня в прошлом году была та красивая дама в красном платье, которая сегодня не отходила от Дзюн. Она написала что-то подлиннее, строчки на три-четыре. Стихотворение, кажется. Дзюн мне его потом перевела, но я все забыл. Вроде бы что-то про цветы было. Или реку?
Алекс взял у Эрнеста пару тыквенных семечек и кинул одно мышке. Та метнулась за семечком, но настороженно поглядела в сторону Алекса - видимо, ему она доверяла меньше.
- Надо твое тоже попросить перевести, - задумчиво произнес Эрнест, - странно, но мне эти две палочки почему-то напоминают тебя. Не могу даже сказать почему, но напоминают - и все тут.
Алекс хотел сказать что-то ироничное, но промолчал.
Из-за угла показалась Дзюн. Она широко улыбнулась, увидев, чем занимаются ее гости.
- Совсем она обнаглела, ничего уже не боится. Хорошо хоть в храм не заходит, так и сидит под барбарисом. А то храмовым мышам это не понравится.
- Дзюн, а как переводится эта самая призовая работа? - спросил Алекс.
Настоятельница улыбнулась.
- Сила. Как по мне, самый красивый иероглиф.
читать дальше

@темы: Для памяти, Цитаты